Эти йети на диете
Кстати, а почему собственно вор? Я обычно приветствую отсутствие морфем, указывающих на род, но тут и правильный женский вариант хорошо звучит.
Отступление. В своих мыслях по поводу прочитанного я опускаю те вещи, которые кажутся мне очевидными. Хотя их и интересно перечитать заново, но если и по форме, и по содержанию они накладываются на все мои предыдущие рассуждения, не вылезая за их мысленный шаблон ни на дюйм, то про них я не пишу. Зачем писать, например, про то, что убийства мирного населения - это плохо? Что в самые худшие годы люди ищут и находят поводы для маленьких радостей? Что за внешней оболочкой может скрываться кто угодно? Я уверена, все и так это знают и принимают. Поэтому книги обычно содержательнее, чем можно вывести из моих описаний)
Буквы, буквыПро то, как написано. Что запомнилось больше всего - о-очень оригинальные метафоры, очень. Читать приходится внимательно, чтобы их прочувствовать, клишированные или даже общепринятые словоупотребления встречаются нечасто, каждой мысли автор подбирает свежее образное описание, иногда радующее точной передачей эмоций, а иногда вызывающее недоумение. Это похоже было на чтение на транслите, сначала понимаешь с трудом, но скоро мозг адаптируется и принимает такую письменную систему, и все идет уже гладко. Традиционный вопрос - это в оригинале так, или все же переводчик постарался, превратив просто необычные фразы в сверхэкстравагантные?
Нелинейность повествования, в этом случае она попала в искусные руки, так что оправдала себя целиком и полностью. И когда автор играет с ожиданиями читателя, и когда с дивным, для меня, во всяком случае, литературным изяществом показывает самые страшные сцены романа, чтобы потом еще к ним вернуться (об этом подробнее в эпилоге).
Про то, что написано. Свои мысли начну описывать с конца, то есть с выводов. Хорошая книга, во всяком случае по моему простому критерию хорошести - она оставила после себя мысли новые или обновленные. Мысль первая - Пусть будут прокляты те, кто заставил людей стыдиться самих себя просто так, на основании того, что они живут на земле. Как это унижение проникает вовнутрь и преследует хорошо передано на примере Макса, изначально сильного, осознанно и подсознательно стремящегося к борьбе и презирающего подстраивание под кого-либо человека, как его сломали очень быстро и результативно, так, что вся его борьба свелась к одному - лишь бы выжить. Прятаться, ускользать, отречься от света, вот и все, на что бунтарский дух остался способен. И он не мог смириться с тем, что ценность его жизни может быть сопоставима с угрозой, которую он собой представляет для своих спасителей. И ближе к финалу, идя в толпе в лагерь и узнав Лизель, что он сделал? Ничего, а что он, собственно,мог? Я нашла здесь любимую тему беспомощности личности перед обстоятельствами, даже если автор не планировал ее выпячивать.
Мысль вторая - про причину истерики Лизель в библиотеке. "Прекрасные гады. Не хочу вашего счастья. Прошу вас, не смейте наполнять меня и внушать, будто это даст что-то доброе. Я больше не хочу ни на что надеяться. Не хочу молиться, чтобы Макс остался жив и невредим. Или Алекс Штайнер. Потому что мир не заслуживает их." Ага, согласна, бывает, что нахлынут чувства, наподобие: "Зачем жить и радоваться жизни, если где-то на этой же планете убивают людей. Зачем развлекать себя выдуманными историями, когда жизнь совсем на них не похожа". Но оно проходит, и у героини тоже прошло, ведь психика настроена на самосохранение, а такие размышления разрушительны, следовательно, деструктивны.
А теперь вспоминаю первое впечатление: "Вроде и переживания персонажей описываются довольно подробно, но все равно не могу избавиться от ощущения, что все показано немного со стороны (хотя так по идее оно и есть), немного по верхам. Иногда в моменты, которые ощущаются, как важные, нельзя на уровне чувств, а не разума, понять, что же движет героями". Потом стало ясно, что это обвинение не совсем заслуженное, все там понятно, чего это я. И к слову об отстраненности, это очень сыграло на руку повествованию в наиболее трагичные моменты, это правильно, когда скорбь и ужас читатель не получает извне со страниц книги, а генерирует внутри себя. Так что никакого пафоса, мы идем другим путем. (Из-за этого самого пафоса я не смогла прочесть хорошую, судя по отзывам, книгу о войне. Там не успела я приступить, сразу с места в карьер было про отважных, Делающих Великое Дело простых солдат, каждый день видящих Ужасы Войны, но бесстрашно исполняющих свой долг несмотря на. Это все так и есть, никто не отрицает, но автор, позвольте мне самой это прочувствовать, а не просто прочитать).
Герои. Лизель классная, прям как я люблю - знает чего хочет, и не боится идти к этой цели. Понравились мне и ее сюжетообразующие сложные отношения с книгами. Почему она так любила читать? А просто, четкого ответа нет. Похоже, что это был протест и судьбе, и миру. Судьба решила, что девочка не будет уметь читать? Еще чего. Судьба решила сделать из нее образцовую гитлермэдхен? Да, три раза. Кража, как единственный акт свободной воли, доказательство, что есть еще то, что можно сделать в этом мире, что даст почувствовать себя принимающим собственные решения, это интересно.
Всю дорогу (и с чего бы это?
сравнивала Ганса с Аттикусом из Пересмешника. У них в самом деле много общего, но. Поданы схожие персонажи по-разному. Замечательность второго выясняется постепенно, сначала с детской точки зрения он воспринимается, как просто "это ж просто наш папа", не особо удачливый адвокат, берущийся за сомнительные дела, к нему можно относиться слегка свысока даже. Это уже после он внезапно предстает во всей красе, и ты понимаешь, да-а, мировой все же мужик! А герр Хуберман сразу стал кумиром для маленькой сиротки, с момента ее прибытия целиком посвятив себя ей, и зачем ему все это (и это осталось непонятно до конца, единственный недостоверный момент, на мой вкус, каюсь) То есть он сразу позиционируется как неприкрыто святой идеальный человек, а мы не привыкли к такой мгновенной определенности и непогрешимости, нам бы сомнений хоть горстку. Но пусть и так, герои разные нужны. Любимый момент с ним, когда Ганс проявляет свою пассионарную натуру, не совладев со своим стремлением к облагодетельствованию. Это я про еврея и хлеб. Пусть в итоге всем стало только хуже, он не мог поступить иначе на своем path of the righteous, как Наполеон не смог удержаться перед русским походом, а Александр перед Индией.
Эпилог. О том, как мне портит впечатление моя любовь додумывать за автора или "если бы я былпрезидентом писателем"
Ближе к концу я увидела единственный подходящий финал для этой книги, в один момент даже понадеялась, что поняла все правильно и он таким и будет. Но нет, не сбылось, но то ощущение правильности от этого никуда не делось. Так что пусть он, идеальный, будет описан хотя бы здесь. Итак, конец света показали лишь мельком, так как такая поверхностность на мой взгляд, сделала действие и более драматичным и более литературно значимым, когда трагедия, повторюсь, происходит внутри читателя, а не на поверхности книги. У меня так было, во всяком случае, наиболее эмоциональными сценами оказались первое упоминание свершившегося все-таки поцелуя, и шок после бомбежки от осознания "все умерли". Дальнейшее подробное раскрытие этих событий не только не усилило подобное восприятие, но наоборот, все стало более общедоступным, понятным, но изящество недосказанности, когда все главное и так понятно, улетучилось, картина стала текстовым описанием картины. Так вот, после этого Лизель устраивает беспорядок в библиотеке мэра, со своим разочарованием в том, что приносило утешение все это время. А еще потом встречает шеренгу евреев, и присоединяется к ней, и ей разрешают, и она добровольно берет на себя их бремя, потому что она отважная и отчаявшаяся найти еще что-то, ради чего жить. Получилось героически-помпезно, но мне прям в душу запало, люблю героическую жертвенность. Но автор больший реалист, чем я, поэтому имеем жизнь-продолжается-Лизель с мужем и тремя детьми.
И про это, и это уже реально последнее заключение. Не люблю, когда писатель делает так. Когда ему надо показать, что же стало с героями в будущем. Особенно, когда это выглядит не как закономерное продолжение истории, а совершенно новый ее элемент. Я думаю, что это я ревную, да, героев к их истории. Я полюбила их симбиоз, как они дополняли друг друга, а тут история подходит к концу, начинается другая, незнакомая, это как неверность, книжная измена. Мне не важно, дожили ли герои до глубокой старости или же умерли на другой день после окончания истории, так что просто не надо так делать.
Отступление. В своих мыслях по поводу прочитанного я опускаю те вещи, которые кажутся мне очевидными. Хотя их и интересно перечитать заново, но если и по форме, и по содержанию они накладываются на все мои предыдущие рассуждения, не вылезая за их мысленный шаблон ни на дюйм, то про них я не пишу. Зачем писать, например, про то, что убийства мирного населения - это плохо? Что в самые худшие годы люди ищут и находят поводы для маленьких радостей? Что за внешней оболочкой может скрываться кто угодно? Я уверена, все и так это знают и принимают. Поэтому книги обычно содержательнее, чем можно вывести из моих описаний)
Буквы, буквыПро то, как написано. Что запомнилось больше всего - о-очень оригинальные метафоры, очень. Читать приходится внимательно, чтобы их прочувствовать, клишированные или даже общепринятые словоупотребления встречаются нечасто, каждой мысли автор подбирает свежее образное описание, иногда радующее точной передачей эмоций, а иногда вызывающее недоумение. Это похоже было на чтение на транслите, сначала понимаешь с трудом, но скоро мозг адаптируется и принимает такую письменную систему, и все идет уже гладко. Традиционный вопрос - это в оригинале так, или все же переводчик постарался, превратив просто необычные фразы в сверхэкстравагантные?
Нелинейность повествования, в этом случае она попала в искусные руки, так что оправдала себя целиком и полностью. И когда автор играет с ожиданиями читателя, и когда с дивным, для меня, во всяком случае, литературным изяществом показывает самые страшные сцены романа, чтобы потом еще к ним вернуться (об этом подробнее в эпилоге).
Про то, что написано. Свои мысли начну описывать с конца, то есть с выводов. Хорошая книга, во всяком случае по моему простому критерию хорошести - она оставила после себя мысли новые или обновленные. Мысль первая - Пусть будут прокляты те, кто заставил людей стыдиться самих себя просто так, на основании того, что они живут на земле. Как это унижение проникает вовнутрь и преследует хорошо передано на примере Макса, изначально сильного, осознанно и подсознательно стремящегося к борьбе и презирающего подстраивание под кого-либо человека, как его сломали очень быстро и результативно, так, что вся его борьба свелась к одному - лишь бы выжить. Прятаться, ускользать, отречься от света, вот и все, на что бунтарский дух остался способен. И он не мог смириться с тем, что ценность его жизни может быть сопоставима с угрозой, которую он собой представляет для своих спасителей. И ближе к финалу, идя в толпе в лагерь и узнав Лизель, что он сделал? Ничего, а что он, собственно,мог? Я нашла здесь любимую тему беспомощности личности перед обстоятельствами, даже если автор не планировал ее выпячивать.
Мысль вторая - про причину истерики Лизель в библиотеке. "Прекрасные гады. Не хочу вашего счастья. Прошу вас, не смейте наполнять меня и внушать, будто это даст что-то доброе. Я больше не хочу ни на что надеяться. Не хочу молиться, чтобы Макс остался жив и невредим. Или Алекс Штайнер. Потому что мир не заслуживает их." Ага, согласна, бывает, что нахлынут чувства, наподобие: "Зачем жить и радоваться жизни, если где-то на этой же планете убивают людей. Зачем развлекать себя выдуманными историями, когда жизнь совсем на них не похожа". Но оно проходит, и у героини тоже прошло, ведь психика настроена на самосохранение, а такие размышления разрушительны, следовательно, деструктивны.
А теперь вспоминаю первое впечатление: "Вроде и переживания персонажей описываются довольно подробно, но все равно не могу избавиться от ощущения, что все показано немного со стороны (хотя так по идее оно и есть), немного по верхам. Иногда в моменты, которые ощущаются, как важные, нельзя на уровне чувств, а не разума, понять, что же движет героями". Потом стало ясно, что это обвинение не совсем заслуженное, все там понятно, чего это я. И к слову об отстраненности, это очень сыграло на руку повествованию в наиболее трагичные моменты, это правильно, когда скорбь и ужас читатель не получает извне со страниц книги, а генерирует внутри себя. Так что никакого пафоса, мы идем другим путем. (Из-за этого самого пафоса я не смогла прочесть хорошую, судя по отзывам, книгу о войне. Там не успела я приступить, сразу с места в карьер было про отважных, Делающих Великое Дело простых солдат, каждый день видящих Ужасы Войны, но бесстрашно исполняющих свой долг несмотря на. Это все так и есть, никто не отрицает, но автор, позвольте мне самой это прочувствовать, а не просто прочитать).
Герои. Лизель классная, прям как я люблю - знает чего хочет, и не боится идти к этой цели. Понравились мне и ее сюжетообразующие сложные отношения с книгами. Почему она так любила читать? А просто, четкого ответа нет. Похоже, что это был протест и судьбе, и миру. Судьба решила, что девочка не будет уметь читать? Еще чего. Судьба решила сделать из нее образцовую гитлермэдхен? Да, три раза. Кража, как единственный акт свободной воли, доказательство, что есть еще то, что можно сделать в этом мире, что даст почувствовать себя принимающим собственные решения, это интересно.
Всю дорогу (и с чего бы это?
сравнивала Ганса с Аттикусом из Пересмешника. У них в самом деле много общего, но. Поданы схожие персонажи по-разному. Замечательность второго выясняется постепенно, сначала с детской точки зрения он воспринимается, как просто "это ж просто наш папа", не особо удачливый адвокат, берущийся за сомнительные дела, к нему можно относиться слегка свысока даже. Это уже после он внезапно предстает во всей красе, и ты понимаешь, да-а, мировой все же мужик! А герр Хуберман сразу стал кумиром для маленькой сиротки, с момента ее прибытия целиком посвятив себя ей, и зачем ему все это (и это осталось непонятно до конца, единственный недостоверный момент, на мой вкус, каюсь) То есть он сразу позиционируется как неприкрыто святой идеальный человек, а мы не привыкли к такой мгновенной определенности и непогрешимости, нам бы сомнений хоть горстку. Но пусть и так, герои разные нужны. Любимый момент с ним, когда Ганс проявляет свою пассионарную натуру, не совладев со своим стремлением к облагодетельствованию. Это я про еврея и хлеб. Пусть в итоге всем стало только хуже, он не мог поступить иначе на своем path of the righteous, как Наполеон не смог удержаться перед русским походом, а Александр перед Индией.Эпилог. О том, как мне портит впечатление моя любовь додумывать за автора или "если бы я был
Ближе к концу я увидела единственный подходящий финал для этой книги, в один момент даже понадеялась, что поняла все правильно и он таким и будет. Но нет, не сбылось, но то ощущение правильности от этого никуда не делось. Так что пусть он, идеальный, будет описан хотя бы здесь. Итак, конец света показали лишь мельком, так как такая поверхностность на мой взгляд, сделала действие и более драматичным и более литературно значимым, когда трагедия, повторюсь, происходит внутри читателя, а не на поверхности книги. У меня так было, во всяком случае, наиболее эмоциональными сценами оказались первое упоминание свершившегося все-таки поцелуя, и шок после бомбежки от осознания "все умерли". Дальнейшее подробное раскрытие этих событий не только не усилило подобное восприятие, но наоборот, все стало более общедоступным, понятным, но изящество недосказанности, когда все главное и так понятно, улетучилось, картина стала текстовым описанием картины. Так вот, после этого Лизель устраивает беспорядок в библиотеке мэра, со своим разочарованием в том, что приносило утешение все это время. А еще потом встречает шеренгу евреев, и присоединяется к ней, и ей разрешают, и она добровольно берет на себя их бремя, потому что она отважная и отчаявшаяся найти еще что-то, ради чего жить. Получилось героически-помпезно, но мне прям в душу запало, люблю героическую жертвенность. Но автор больший реалист, чем я, поэтому имеем жизнь-продолжается-Лизель с мужем и тремя детьми.
И про это, и это уже реально последнее заключение. Не люблю, когда писатель делает так. Когда ему надо показать, что же стало с героями в будущем. Особенно, когда это выглядит не как закономерное продолжение истории, а совершенно новый ее элемент. Я думаю, что это я ревную, да, героев к их истории. Я полюбила их симбиоз, как они дополняли друг друга, а тут история подходит к концу, начинается другая, незнакомая, это как неверность, книжная измена. Мне не важно, дожили ли герои до глубокой старости или же умерли на другой день после окончания истории, так что просто не надо так делать.
@темы: Отзыв, Читаю, Книжный вор, Зузак